Что происходит с уличным искусством и с искусством вообще в современной Беларуси?

Об этом мы поговорили с Дариной, человеком, который любит, поддерживает и создает искусство.

Дарина, арт-менеджер, организатор и участник нескольких фестивалей и выставок уличного искусства в Беларуси, человек, который знает о белорусском стрит-арте все. Мы поговорили с Дариной о ситуации с уличным искусством и искусством в Беларуси в целом в условиях современных изменений, происходящих внутри страны и за ее пределами.

– Привет. Расскажи, когда и с чего началось твое увлечение уличным искусством?

– Очень интересный вопрос. Я уже с трех лет знала, что моя жизнь будет как-то связана с творчеством. А когда мне исполнилось шесть, я отвела своих родителей за руку в музыкальную школу, чтобы мы не пропустили вступительные экзамены, ничего не забыли, чтобы я поступила.


И я поступила и следующие четырнадцать лет занималась музыкой. А после музыкальной школы был колледж искусств, где я очень сдружилась с художниками. Сначала это были галерейные художники, а чуть позже, через общих знакомых, жизнь связала меня с ребятами с улицы.

Вообще улица – это большая галерея, свободная, где может каждый себя проявить. Мне это очень нравится.

– Когда ты начала сама организовывать выставки?

– Первая выставка, которую я организовала (она не была связана только с уличным искусством), это был подарок моим друзьям-художникам в 2010 году. Есть такая галерея «Вильнюс» на улице Калиновского. Туда можно было прийти со своей идеей и, если она понравится, можно было организовывать что-то абсолютно бесплатно.

Выставка проходила больше месяца. Там было все, от реализма до супер современного искусства. Участвовали в выставке 10 человек, все они были моими друзьями. Никогда не устраивайте свою первую выставку с таким количеством человек. (смеется)

И после этого около 11 лет я не занималась ничем подобным.

– Почему?

– Я просто не хотела, чтобы это стало конвейером. Хотя мне многие говорили – «ну, давай каждый месяц теперь проводить что-то». Но это не так-то просто. Это нужно родить идею, нужно все организовать.

И я ушла в общественную деятельность, в работу, учебу, самообразование и все такое прочее. И вернулась в 2019 году, когда попала каким-то чудом, вскочила в последний вагон, в команду фестиваля Vulica Brasil.

– А как вообще происходит процесс организации выставки?

– Есть, конечно, общие шаблоны, концепции. Но у меня свой подход. Во-первых, всех своих друзей я пиарю в своих социальных сетях, потому что я фанат всех своих друзей-художников и не только. Мне нравится их творчество, и я хочу показать их миру. Я понимаю, что художникам, за очень маленьким исключением, трудно самоорганизоваться. И им нужен человек, который бы взял и помог. И я такой человек.

Так все и начинается, с большой любви к их работам. Затем все уже обрастает концепцией, а когда я вижу подходящее место, где это все можно сделать, тогда мне уже море по колено. В Минске сейчас сложно с площадками, но пока они еще есть.

Найдя место, я связываюсь с художником, узнаю, интересно ли ему вообще мое предложение. Конечно, если у художника есть свой арт-менеджер, я разговариваю с ним, но так как у нас в стране это не очень развито, то чаще всего я напрямую связываюсь с художником. Мы встречаемся, я рассказываю, что я хочу, мы смотрим, что можно сделать из того, что у него есть. Некоторые готовы и что-то новое сделать. Затем мне присылают работы, я их отсматриваю, и мы вместе с художником пишем концепцию. Придумываем название.

Затем я иду в то место, которое я выбрала для выставки, разговариваю с директором заведения либо галереи, рассказываю, кто я такая и что я хочу сделать. Обычно все отвечают – «Да, класс, давай делать». Все ребята очень простые, директоры или арт-директоры.

Самое главное на этой стадии – это коммуникация. Особенно, если случаются какие-то косяки или форс-мажоры, никогда нельзя их игнорировать, замыкаться, всегда нужно идти даже на самые сложные переговоры. Это мое правило.

– Ты работаешь с государственными галереями, заведениями?

– Нет, с государственными учреждениями я не работаю принципиально.

– Как, начиная с 2019 года, изменилась процедура организации выставок, если менялась?

– Так как я не работаю с государственными учреждениями, то о том, что происходит там, я могу только догадываться.

В моей ситуации изменилось следующее. Первое, это то, что закрылись некоторые заведения, а это минус платформы для выставок, так как мои выставки проходят не в больших галереях. Я вообще пришла к выводу, что мой формат это квартирники.


Второе, с первого января начинает действовать новый закон насчет всей ивент-индустрии, выставок, концертов и всего прочего. В нем нужно еще разбираться. Написано вроде бы просто, но нужно смотреть, как мне это применить к моей деятельности.

Но хочу сказать, что нелегко было всегда. Во-первых, я только в прошлом году начала получать деньги с проданных на выставках и после них работ. Обычно я вкладываю свои деньги. Можно, конечно, искать партнеров. Но если помимо разработки концепции, коммуникации с участниками и площадками и основной работой, я буду еще и искать партнеров, то я помру.

Еще важный момент, я еще ни разу не платила, ни за одну площадку, все они предоставлялись бесплатно.

Основная статья расходов – это крепежи, распечатка этикеток, фуршеты, если они есть, транспортировка. На выставку в Гродно часть работ я тащила сама в поезде.

Еще важно заранее собирать работы. Чтобы к определенному времени все было готово. Бывает, что работы не вписываются в общую концепцию и нужно, чтобы было время их заменить. Сейчас многие участники находятся не в Беларуси и некоторые их работы не в Беларуси, поэтому процесс доставки усложняется.

– Произошли ли какие-то изменения в выставочной культуре Беларуси для тебя, как для зрителя?

– В 2020 году я потеряла Купаловский театр. В 2022 я начала терять некоторые государственные площадки, потому что там стали выставлять то, что смотреть невозможно. Я поняла, что есть художники, которые живут в каком-то своем мире, в котором нет репрессий, нет войны. В их работах и соцсетях мир остался таким же, каким был десять лет назад, в нем как будто бы ничего не происходит. Я понимаю, что эти люди хотят кушать, поэтому они пытаются усидеть на двух стульях. Для меня это проявляется в том, что они молчат о том, что происходит.

В этом году мы потеряли музей Азгура. Одна из немногих независимых государственных площадок, где можно было делать все. ОК16, Корпус, Карма, Lo-Fi, Post Bar, галерея Ў – места, которые закрылись после 2020 года. Это не галереи, но в них можно было выставляться.

– А новое что-то открывается?

– Что-то открывается. Но, я считаю, что не во всех заведениях могут проводиться выставки. Нужно чтобы у человека был вкус, у самого заведения должна быть концепция, программа, заточенная в этом направлении. Если этого нет, и там просто будут проводиться выставки, потому что это модно, это будет выглядеть, по меньшей мере, странно.

– Уже сейчас нужно подавать какие-то заявления в госучреждения, если собираешься проводить выставку?

– До января месяца не нужно было. Теперь, после вступления в силу нового закона, организатор должен состоять в каком-то реестре. Вступать туда нужно заранее и вылететь из него очень просто, а попасть обратно потом нельзя, становишься, как говорится, профнепригодным.

– А какие города Беларуси помимо Минска известны мероприятиями, связанными с уличным искусством?

– Самое интересное, что совсем недавно от своего друга я узнала, что в Могилеве каждый год проходит фестиваль уличного искусства. Любопытно, что минские художники об этом вообще ничего не знают. Я когда узнала про это, сразу написала организаторам, предложила познакомиться. Они согласились, но пока мы собрались, оказалось, что сейчас половина организаторов уже в Польше. Но это для меня было открытием.

Больше нигде никаких фестивалей не проводится, выставок тоже. Вообще, художники есть во многих городах, маленьких и больших. Но организоваться им сложно.

– Как я понимаю, есть граффити, которые создаются по согласованию с городским управлением, то есть разрешенные, а есть несогласованные, которые закрашиваются работниками ЖКХ.

– В Беларуси уникальная ситуация, у нас закрашивают даже разрешенные. В прошлом году закрасили фестивальную работу Мити Писляка на Железнодорожной. Там была ваза с фруктами синего цвета. И в этом же году под мостом физфака БГУ закрасили работу Хвостова.

– Расскажи про Vulica Brasil. Какое ты имела к ней отношение?

– Тут мне очень повезло. В 2019 году прошел пятый и последний фестиваль Vulica Brasil в том формате, в котором он изначально проходил. Когда я шла туда, то думала, что там работают очень крутые ребята и пробиться в их компанию будет нереально. Ребята были, правда, крутые, и художники и организаторы, но попасть туда было можно, все очень доступно. Очень классная штука, которой я научилась при работе с ними это – если ты что-то хочешь сделать, делай, пожалуйста. Не факт, что мы тебе поможем, но мы точно не будем тебе мешать. И это очень круто. Я познакомилась там с великолепными людьми, с которыми общаюсь до сих пор.

Я пришла туда писать тексты, а получилось так, что я помогала и со страховками для гостей и с другими организационными моментами. В рамках фестиваля проходила выставка «Пяты гром гарадскога мастацтва Vulica Brasil», там я помогала с монтажом и с кураторской работой. В общем, попробовала себя в разных ипостасях. Это была хорошая школа жизни, было весело. Здорово, что это было!

Сейчас в таком формате фестиваль уже не проходит. Случилась пандемия, потом выборы. Половина участников и организаторов уехали из Беларуси. Хотя Бразильская сторона была не против проведения, бразильское посольство у нас продолжает работать.

Было принято решение, и в столице Бразилии была создана некоммерческая организация «Vulica Brasil» и галерея. Там наши белорусские художники могут свободно выставляться. На открытие приезжали четыре наших художника, привозили свои работы и выставлялись, расписывали стены внутри. Hutkasmachnaa строил домики для бездомных из коробок, которые нашли на улицах.

В ноябре 2021 года в Минск должен был приехать со своими работами бразильский художник Bruno Big, но у него не получилось. Чтобы не терять место, мы кинули клич среди белорусских художников, у которых, кроме улицы есть холсты, которые можно выставить. Все, конечно, согласились, и в баре«Vershy» прошла выставка по названием «Выставка художников Vulica Brasil».

– Расскажи про фестиваль «Теплица»

– На Октябрьской есть творческое пространство «Dandy Land» во главе с Андреем Протопоповым. Они постоянно совершенствуют свои площадки, делают косметический ремонт, плитку кладут. И «Теплицей» в 2021 году они все зафиналили. Это был такой праздник. Было создано десять новых муралов, приглашен MC Antoha. Был аншлаг.

– Если ли сейчас в Минске места для новых муралов?

– Места есть. Но, во-первых, муралы не везде уместны. Во-вторых, рисовать на историко-культурных объектах нельзя. В – третьих, согласовать это все очень сложно. Один художник, Doctor Oy, рисовал яйцо в районе кинотеатра «Ракета». Он согласовывал все сам. И выбил эту возможность он с трудом, пришлось обегать кучу инстанций, подписать кучу бумажек.

– А кто рисует государственные муралы?

– Вообще стрит-арт бывает легальный и нелегальный. Все, что легально, называется паблик-арт либо в простонародье оформуха. Есть художники, которые работают в этом направлении. Вот едешь по трассе, и посреди поля стоит будка, а на ней птички, цветочки нарисованы, как на беседках в детском саду. Вот это они делают. Им просто платят деньги, зачастую эскизы они берут из интернета. То есть, там нет творчества и исполнение такое себе.

Пример легального стрит-арта или «оформухи»

– Какими ты видишь перспективы развития уличного искусства в Беларуси?

– Это сложный вопрос, которым задаются именитые люди и великие умы. Никто не знает, как все повернется. Кто-то считает, что со временем все уйдет в диджитал. Что-то вроде масок в инстаграм. Но мне кажется, что все равно будут ребята, которые будут покупать баллоны и рисовать на стенах. Уличное искусство, как я считаю, должно быть всегда нелегальным, независимым и это всегда протест. Не обязательно политический. Это протест против своего страха, против неуверенности, против опасений «что обо мне подумают». Это открытая площадка, на которой можно высказываться. В галерею не всегда попадешь, как художник и не все попадут в галерею, как зрители. А на улице бывают все. И тебя увидят как художника, а самое главное, увидят твое мнение, твою позицию. Не важно, понравится им это или не понравится, ты все равно лбом соприкасаешься с этим искусством, с этим мнением и какая-то реакция у тебя в любом случае будет. Это будет негатив, недоумение – почему это здесь, зачем это здесь, либо согласие, радость, восторг, быть может отчаяние, не важно – искусство должно вызывать эмоцию. Если оно не вызывает эмоцию, то, как сказал мне один художник, нафиг оно вообще нужно.

Я не художник, но в прошлом году у меня появилось три своих работы. Это серия под названием «Трудно молчать». Это боль и крик моей души. Одна посвящена войне, она висела на остановке напротив Генштаба. Не провисела и дня, но это не важно. Вторая работа, посвященная женщинам в протесте. Она висит в месте, где женщин впервые на улице начал бить ОМОН. И третья работа посвящена эмиграции. Она должна была висеть на центральном автовокзале, но я очень долго ходила вокруг этой локации, там очень много камер, постоянное патрулирование и нет места, где бы ее можно было закрепить. Поэтому я разместила ее на Октябрьской. Вчера я там была, ее уже нет, но это не важно. Это было, фотографии есть в моем личном архиве.

Серия «Трудно молчать» (Фотографии из личного архива Дарины)

Я называю это интерпретацией искусства. Я сама ничего не рисовала, я просто купила рамки, достала задние стенки и сделала картины из стикеров. То есть, это получилась такая коллаборация с другими ребятами, которые делают стикеры. Отсутствие задних стенок показывает абсолютную незащищенность человека. И стикеры наклеены на переднюю часть стекла, чтобы этот эффект незащищенности подчеркнуть.

– Что бы ты пожелала белорусскому искусству?

– Мне бы очень хотелось, чтобы все классные ребята, которые рисовали на наших улицах, а теперь уехали, вернулись в Беларусь. У Евтушенко есть такие строки:

«Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы — как истории планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее».

Люди, как планеты, как отдельные миры. Один мир уехал, второй мир уехал, третий и так далее. И все эти таланты рисуют сейчас в Польше, в Грузии, в Берлине и других городах и странах. А мы их теряем и от этого очень горько. Но я верю, что пусть не все, но кто-то все же вернется.

 

Вам таксама можа спадабацца

Пакінуць адказ

Ваш адрас электроннай пошты не будзе апублікаваны. Неабходныя палі пазначаны як *

Гэты сайт выкарыстоўвае Akismet для барацьбы са спамам. Даведайцеся пра тое, яе апрацоўваюцца вашы дадзеныя.